Изгнанная из рая - Страница 82

— Вот что важно, Габи: тебя уже не было, ты была далеко, но Элоиза оставалась такой же, как прежде, а значит — ты ни при чем. Никакие твои детские поступки ни на что не влияли. И сама Элоиза, будь она жива, ничего не сказала бы тебе. Разве что постаралась бы вновь выплеснуть на тебя нечеловеческую злобу, которая пожирала ее саму.

Тут Джон Уотерфорд печально улыбнулся.

«Вот, значит, как? — задумалась Габриэла. — Неужели все действительно так просто?» Но она уже чувствовала, что Джон прав, и никакой ее вины не было в том, что с ней случилось. Она получила свой ответ. Во всем была виновата судьба, теория вероятностей, злой случай, игра бездушной природы, редчайшее, случающееся не чаще одного раза в миллион лет столкновение планет, взрыв сверхновой, который опалил ее жизнь своим убийственным жаром.

Иными словами, ответа на заданный ею вопрос просто не существовало, как не существовало никакого рационального объяснения тому, почему мать не любила ее. Элоиза Харрисон не любила никого и никогда. Она была выродком, извергом рода человеческого, не способным на любовь даже в отношении своей собственной дочери.

И как только эта мысль угнездилась, улеглась в душе Габриэлы, она сразу почувствовала, как на нее снизошло давно забытое ощущение мира и покоя, словно она подошла к концу долгого, долгого пути и неожиданно обнаружила, что вернулась домой. Ее одиссея заняла полных двадцать четыре года. Но теперь Габриэла могла с удовлетворением сказать, что была достаточно мужественной и храброй, чтобы смотреть трудностям в лицо, а не искать обходных троп. Она хотела получить ответы на свои вопросы и сделала это.

Да, все, кто говорил ей, что она сильная, были правы. В ней жила тихая, незаметная, неодолимая сила, и теперь Габриэла сама это знала. Никто из тех, кто искал в ее силе оправдания своей слабости, больше не мог причинить ей боль. Она пережила их всех.

Потом Уотерфорды предложили ей остаться на ужин, и Габриэла с радостью согласилась. Мысль о том, что Джон на протяжении четырнадцати лет был ее отчимом, одновременно и забавляла, и трогала ее. Диана ей тоже очень понравилась. Она была вдовой и вышла за Джона три года назад. С тех пор они почти не разлучались, нежно любя друг друга, и это было так очевидно, что Габриэла почувствовала, как у нее теплеет на сердце. Диана рассказала ей, что, когда она познакомилась с Джоном, он был в весьма плачевном состоянии и благодаря Элоизе начинал уже ненавидеть всех женщин, но ей удалось это исправить.

Услышав это, Джон расхохотался и сказал:

— Не верь ни одному слову, Габи! Ди была вдовой, и к ней уже подбирался один старый кретин из Палм-Бич, у которого всего-то достоинств было, что коллекция древних автомобилей да несколько миллионов на счете в банке. И быть бы Ди сторожем при этой свалке металлолома, но я увел ее прямо у него из-под носа. Старикан и опомниться не успел, как мы уже поженились!

После ужина Диана и Джон предложили Габриэле остаться у них ночевать, но ей не хотелось их стеснять. Она сказала, что собиралась остановиться в отеле при аэропорте, чтобы завтра утром вернуться домой, но Джон настоял на своем. Он говорил, что чувствует себя обязанным хотя бы раз дать ей кров и ночлег, чтобы иметь право именоваться ее отчимом не только с формальной точки зрения. Этот аргумент неожиданно подействовал на Габриэлу сильнее всего. Она просто не могла не задуматься, какой могла бы быть ее жизнь, если бы четырнадцать лет назад Джон Уотерфорд заменил ей отца. Но ей сразу подумалось о том, что Элоиза бы этого ни в коем случае не допустила.

Габриэла неожиданно легко согласилась на предложение Джона, и он сразу повел ее на второй этаж, чтобы показать ей гостевую спальню. Комната оказалась очень уютная, хотя и небольшая, с видом на залив и мост «Золотые Ворота», обитая очень красивыми штофными обоями. Но время было уже позднее, и Габриэле было не до красот. За сегодняшний день она так устала и нанервничалась, что уснула едва ли не раньше, чем коснулась головой подушки.

На следующий день она проснулась свежей и бодрой. Горничная подала ей завтрак в постель, и Габриэла вдруг почувствовала, что ей никуда не хочется уезжать из этого гостеприимного дома, но она знала, что должна вернуться в Нью-Йорк.

Перед отъездом в аэропорт Габриэла решила позвонить Питеру. В больнице его не оказалось, и сначала это расстроило Габриэлу. Она так привыкла, что он все время на дежурстве, что даже не догадалась взять у него домашний номер, но стоило ей назвать себя, и дежурная сестра, предупрежденная Питером, тут же сообщила ей все, что требовалось.

Похоже, Габриэла разбудила его, но Питер все равно был очень рад ее слышать. Ему не терпелось узнать, как у нее дела. Габриэла вкратце рассказала ему про Джона Уотерфорда и про все, что она от него узнала.

Такой поворот дел очень обрадовал Питера. Он был крайне доволен тем, что Габриэла не встретилась со своей матерью. Как и Джон Уотерфорд, он придерживался мнения, что личная встреча ничего бы не изменила и лишь дала бы Элоизе возможность причинить Габриэле новую боль. Поэтому и слова Габриэлы о том, что ее поиски, похоже, завершились, Питер воспринял с нескрываемым облегчением. Действительно, теперь в каждой фразе Габриэлы слышались такие спокойствие и умиротворенность, что он с трудом узнавал ее. Однако Когда она сказала, что хочет как можно скорее вернуться, он снова напомнил ей, что у него есть четыре дня отпуска и что ему всегда нравился Сан-Франциско.

— Почему бы тебе не пожить там несколько дней? — предложил он. — Я приеду к тебе, и мы проведем эти четыре дня вместе.