Изгнанная из рая - Страница 66

— Так как мы себя чувствуем? — повторил Питер свой вопрос, и Габриэла с трудом улыбнулась.

— Спасибо, кажется — ничего… — Она и сама не знала, как она себя чувствует, — слишком многое свалилось на нее сегодня.

— Тебе, наверное, нелегко сейчас, — посочувствовал Питер. — Ведь ты считала его своим другом.

Но Габриэла покачала головой. Сначала она действительно думала, что Стив предал ее, но теперь… Теперь она не знала, что и думать.

— Сейчас я понимаю, что на самом деле я даже не знала его как следует. Он оказался совершенно другим, не таким, каким он мне казался…

Она быстро отвернулась, но в ее глазах Питер заметил что-то такое, что тронуло его чуть ли не до слез. Ему хотелось сказать ей какие-то теплые, дружеские слова, но Габриэла опередила его.

— Кстати, как долго я здесь пробуду? — спросила она, снова поворачиваясь к нему, и Питер сразу вспомнил пожилую леди из соседней палаты, которая требовала, чтобы ее отправили домой на второй день после того, как она сломала шейку бедра. О ней он рассказывал Габриэле перед самым звонком полицейского инспектора.

— Разве тебе тоже нужно к парикмахеру? — с улыбкой поинтересовался он.

— Нет, не совсем, — тихо ответила Габриэла, машинально сделав такое движение, словно хотела поправить волосы, скрытые под бинтами, и Питер на мгновение задумался, какого они могут быть цвета. Когда ее только привезли, он как-то не обратил на это внимания, к тому же голова Габриэлы была сплошь покрыта коркой запекшейся крови.

— Я просто так спросила.

— Ну, пройдет еще несколько недель, прежде чем ты снова сможешь сниматься в кино, танцевать чечетку или играть в бейсбол… Кстати, чем ты зарабатывала себе на жизнь?

Из ее больничного листка Питер знал, что Габриэле — двадцать три года, что она — не замужем, живет в пансионе на Восемьдесят восьмой улице и не имеет никаких близких родственников.

— Вообще-то я работаю в книжном магазине, — ответила Габриэла, и Питер машинально отметил, что с каждой минутой она говорит все лучше, хотя и давалось ей это с очевидным трудом. — Но я хотела бы стать писательницей. Говорят, у меня есть способности, — добавила она смущенно. — Это профессор так говорил. Ну, тот человек, который… которого…

— Я помню, — быстро сказал Питер, чтобы избавить ее от неприятных воспоминаний. — Что ж, писательниц у нас в травматологии еще не было… Ты уже где-нибудь публиковалась?

— Один раз. В мартовском номере «Нью-йоркера» напечатали мой рассказ.

Питер даже присвистнул от удивления. «Нью-йоркер» был престижным изданием, и сообщение Габриэлы произвело на него сильное впечатление;

— Ты, должно быть, и в самом деле здорово пишешь! — заметил он.

— Пока нет, — скромно ответила Габриэла. — Но я буду работать над собой. Мне бы хотелось зарабатывать на жизнь именно этим, и потом, так хотел профессор Томас.

— Только ты пока не пиши, — предостерег ее Питер. — Сперва тебе надо поправиться и набраться сил. Кстати, можно тебя спросить: где ты познакомилась с этим Стивом? На благотворительной дискотеке для бывших заключенных?

Габриэла снова улыбнулась, хотя ей это было и трудно, и больно. Этот врач очень нравился ей. Несмотря на некоторую внешнюю суровость, он был очень добрым и внимательным человеком, а его шутки действовали на нее лучше всяких лекарств.

— Стив жил в том же пансионе, что и я.

— Гм-м… — Питер задумчиво потер подбородок. — Не думал, что нью-йоркские пансионы могут быть опаснее улиц Гарлема глухой полночью. Наверное, теперь, когда ты выпишешься отсюда, ты предпочтешь собственную квартиру… — Тут он бросил взгляд на часы. — Кстати, о собственных квартирах… — добавил Питер. — Мне пора домой, иначе с двенадцатым ударом моя «Тойота» снова превратится в тыкву, и мне придется идти домой пешком. Постарайся не попасть в новую беду, пока меня не будет — мне полагается двое суток отдыха, и я намерен их проспать. С перерывом на обед, разумеется… — Тут он ласково похлопал ее по ноге. — Постарайся зато время как следует отдохнуть, Габриэла…

— Габи, — поправила она. Ей уже давно хотелось, чтобы он называл ее именно так, но она не решалась сказать об этом Питеру. Имя Габриэла казалось ей слишком формальным. Она уже считала Питера своим другом, и ей было жаль, что он уходит.

Когда через двое суток Питер снова заступил на дежурство, первым делом он отправился проведать Габриэлу. Ее успехи произвели на него потрясающее впечатление. Опухоль, уродовавшая ее лицо, спала, и она могла говорить совершенно свободно. Только смеяться ей все еще было больно из-за косметических швов, поэтому она старалась сдерживаться. Накануне вечером ее начали ненадолго сажать, а уже утром Габриэла сумела сесть сама, без посторонней помощи, и при этом — не потерять сознания. Врач, сменивший Питера, пообещал ей, что к концу недели она уже сможет ходить. Теперь Габриэла ждала этого дня, как дети ждут рождественских подарков.

Утром, за два часа до возвращения Питера, Габриэлу навестили мадам Босличкова и миссис Розенштейн. Они принесли ей открытки и подарки от всех соседей по пансиону, а от себя купили громадный букет роз, который теперь украшал собой ее тумбочку и благоухал на всю травматологию.

Но свидание получилось не самым веселым. Сегодня в «Нью-Йорк тайме» появилась большая статья, в которой перечислялись все преступления Стива. Мадам Босличкова переживала по этому поводу ужасно. Ей, правда, хватило ума оставить дома газету, в которой была фотография Стива из полицейского архива, но зато она почти дословно пересказала Габриэле содержание статьи.