Изгнанная из рая - Страница 28

Габриэла как раз вспоминала одно такое Рождество, когда ее мать была особенно на взводе из-за того, что сломала ноготь, как вдруг заметила вошедшую в кафе женщину с маленькой девочкой, одетой в короткую беличью шубку. Девочка возбужденно подскакивала то на одной, то на другой ноге и, указывая на один из испеченных миссис Баум пряничных домиков, громко выкрикивала:

— Вот этот, мама! Я хочу вот этот!..

На вид девочке было лет пять. Мать держала ее за руку и время от времени наклонялась к ней и что-то раздраженно шипела, но девочка не успокаивалась.

Когда подошла их очередь, девочка запрыгала с удвоенной энергией и захлопала руками в красных митенках. На голове у нее красовалась остроконечная красная шапочка с серебряным бубенчиком. Кафе тут же наполнилось веселым звоном, в котором, как показалось Габриэле, было заключено все волшебство рождественских праздников. Но не успела Габриэла порадоваться тому, что хотя бы эта крошка получит сегодня свой рождественский пряник, как девочка оступилась и неловко шлепнулась на пол.

В следующее мгновение женщина наклонилась и, схватив дочь за руку, резким рывком поставила ее на ноги. Колокольчик жалобно звякнул, и девочка, вскрикнув от боли, схватилась за локоть.

— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты прекратила безобразничать! — закричала женщина. — Теперь ты получила по заслугам. А если будешь хныкать, Эдисон, я тебе еще всыплю!

Услышав эти слова, Габриэла как вкопанная замерла на месте. Забыв о клиентах и заказах, она стояла и смотрела на женщину и девочку, которая плакала, вытирая слезы красной варежкой. Интонация, выражение лица женщины, слова «я тебе еще всыплю» были слишком хорошо знакомы Габриэле, чтобы она могла пропустить их мимо ушей. В голосе женщины не было обычного раздражения матери, задерганного капризами избалованного ребенка, — в нем было что-то по-змеиному опасное, злобное — такое, отчего в душе Габриэлы шевельнулся уже почти забытый холодок страха.

Между тем Элисон продолжала плакать, и Габриэла, посмотрев на нее повнимательнее, обратила внимание на то, как девочка осторожно придерживает руку, за которую мать подняла ее с пола. Похоже, рука была вывихнута в локте; Габриэла хорошо знала, как это бывает. Так больно! Однажды Элоиза точно так же вывихнула ей руку, но, к счастью, отец был дома. Он быстро вправил вывих, потом пошел к Элоизе и, обругав ее последними словами, исчез на всю ночь. После этого мать взялась за Габриэлу всерьез и даже подбила ей глаз, что вообще-то было редкостью. Элоиза старалась на оставлять столь явных синяков, которые каждый мог увидеть.

Элисон всхлипывала все громче и громче, и красивое лицо ее матери стало багрово-красным от гнева. Она как раз собиралась шлепнуть девочку пониже спины, когда Габриэла, отставив в сторону поднос, решительным шагом подошла к ним.

— Прошу прощения, мисс, — негромко сказала она, — но мне кажется, у вашей дочери вывихнута рука.

— Не говорите глупости! — отрезала женщина. — С ней все в порядке, она просто капризничает. Нужен тебе пряничный домик или нет? — обратилась она уже к Элисон, но та только жалобно скулила, и мать с такой силой дернула ее за воротник беличьей шубки, что у девочки громко лязгнули зубы.

— Прекрати немедленно, Элисон! — заорала ее мать. — Иначе я прямо здесь спущу тебе штанишки и отшлепаю по голой заднице!

— Вы не сделаете этого! — сказала вдруг Габриэла с уверенностью, какой она сама от себя не ожидала. Кровь бросилась ей в голову, и она шагнула вперед, заслонив собой Элисон. Габриэла чувствовала, что эта женщина вполне способна привести свою угрозу в исполнение, и готова была помешать ей во что бы то ни стало.

— Это еще что такое?! — раздраженно спросила женщина. — Вас совершенно не касается, как я воспитываю свою дочь. Кто вы вообще такая?

Слово «воспитываю» подействовало на Габриэлу как удар хлыста. Оно словно открыло в ней какие-то шлюзы, и воспоминания, нахлынувшие на нее, заставили Габриэлу забыть, что она всего-навсего официантка в третьеразрядном заведении, а перед ней стоит дама в дорогой норковой шубке, скорее всего заглянувшая в кафе случайно по пути с Мэдисон-сквер на Парк-авеню.

— Вы не воспитываете ее, — ответила Габриэла голосом, который ей самой показался незнакомым. — Вы мучаете и унижаете дочь при всех. Это с вас надо снять штанишки и выпороть за то, что вы так обращаетесь с ребенком. Вы кричите на девочку вместо того, чтобы извиниться перед ней и вправить ей ручку. Ведь вы вывихнули ей локоть — снимите с девочки шубку, и вы сами в этом убедитесь!

Услышав подобное обвинение, богатая мамаша величественно повернулась к мистеру Бауму.

— Кто эта девчонка? — спросила она презрительно. — Как она смеет разговаривать со мной в подобном тоне?

С этими словами она попыталась схватить дочь за вывихнутую руку, но как только ее пальцы коснулись девочки, бедная Эдисон закричала так громко и жалобно, что у Габриэлы едва не разорвалось сердце.

Не думая о последствиях, она оттолкнула женщину в сторону и присела перед Эдисон на корточки. Расстегнув крючки, Габриэла ловко сняла шубку и сразу увидела, что она была права — поврежденная рука девочки бессильно повисла, а кисть была повернута к телу под прямым углом.

— Не смейте прикасаться к моему ребенку! — взвизгнула дама. — Эй, кто-нибудь! Вызовите-ка полицию — пусть они приедут и арестуют эту нахалку!..

Габриэла посмотрела на нее через плечо. Еще никогда в жизни она не испытывала такой ярости.

— Да-да, позвоните в полицию, — прошипела она. — Пусть они приедут, и я расскажу им, что вы сделали со своей дочерью. Быть может, если вас упрячут на пару месяцев за жестокое обращение с ребенком, впредь вы будете поосторожнее. А сейчас — заткнитесь, пока я сама вас не отшлепала!